Рабыня Изаура 1945 года

В Кузбасс из Бразилии пришла весть от потомков русской девушки, пропавшей в годы Великой Отечественной войны в фашистском концлагере.

Полученная из Латинской Америки открытка с ликом Иисуса, с понятным в любой точке мира словом Pascoa подарила семье Шакировых-Гусаковых-Панаевых… пасхальную сказку.

«Дорогая тетя Анна и семья, я дочь от Зено5ья… Поздравляем Вам с прадником Святой Пасхи! Вседо ховошего, здововья…, счастья. Досвидания, целую вас Айра и семья. Как ваше город, желать познакомиться», – было в открытке печатными буквами, срисованными с подсказки переводчика Google.

– Да это про Зину! – поняла 91-летняя Анна, поднеся к глазам конверт с яркими, с «той стороны экватора» марками. – Зина с сестрами и их матерью в лагерях у немцев были. Все нашлись после, только Зину мать искала, искала… Не верила в ее смерть…

Теперь сибирская «ветка» когда-то огромной семьи готовится к встрече бразильской Зининой «ветки», ответив ей и жалея, что снег в Новокузнецке растаял, планируя обнять обретенных родных через полгода уж с новым морозцем, с новым снегом.

Как же силен зов Родины! И с какой радостью там, далеко, среди пальм, рассматривают сейчас дети Зины зиму на фото – с морозными узорами и ветками в инее… И пишут, что приедут – к снегу, о котором тосковала Зина… Потому что Россия и снег – это в сердце навсегда, это в поколениях: Inesquecivel! (незабываемо!)

Проданы!

Как же Зина, 16-летней девчонкой угнанная в Германию, оказалась в Бразилии?

– У матери их, Пелагеи (Пановой – по мужу, умершему в 1919-м от тифа, потом Гусаковой), к началу Великой Отечественной было пятеро детей. Взрослые – Михаил, Гаврик, подростки Зина, Маша и 5-летняя Надя, – перечисляет Анна.

Гаврик работал в Ленинграде, в блокаду выжил чудом. Михаил с Путиловского завода на фронт ушел, дошел с боями до Праги.

– И всю войну Миша не знал, живы или нет родные. Деревня его Пустошка недалеко от Ленинграда была под немцами. Миша и представить не мог, что родные – в концлагерях.

Но война «подсказывала» и «показывала»…

– В конце войны (а мы с Мишей вместе воевали и поженились после Победы) пришлось на границе Австрии и Чехословакии, возле Пршибрам, концлагерь посмотреть, – поясняет Анна. – Освободили мы его, бойцы наши – узникам: «Вы свободны! Идите по домам!» А они стоят… То были не люди – скелеты. В глазах – страх… Мы видели бараки, голые нары в три яруса. Мы поняли, чем их кормили: отходами, картофельными очистками и кочерыжками в грязной воде. Голод в лагере был такой, что ни травинки на земле не было – съедена… А позже нашли вход в брошенный немцами при отступлении подземный завод. Я не лазила, но бойцы наши, проверив, вылезли наверх без кровинки в лицах. Рассказали, что увидели в первых отсеках голых и изможденных, высохших людей на койках, при смерти, но в чистоте. Решили: госпиталь. А разобрались – то был запас… кожи, готовящейся человеческой шкуры для кожевенного цеха. Так фашисты доводили узников до нужного качества…

Демобилизовавшись, Михаил с Анной нашли в Ленинграде его брата. А потом и маму Пелагею с Надей, вернувшихся в деревню…

– Пелагея и рассказала, что ее сначала не разлучали с дочками, перегоняя из концлагеря в концлагерь. Но в Эстонии лагерь продал ее с Надей хозяину. Они, рабы, на него работали сутками. Даже Надя гусей пасла… А старших дочек погнали дальше. Там их разделили. Машу отправили на Балтику, в рыбный цех, и она выжила, прислала о себе письмо… А что стало с Зиной, никто не знал, – рассказывает Анна.

После войны Михаил с женой уехал жить в Новокузнецк. И все время в письмах звал к себе маму. Через несколько лет, как выросла младшая дочь, Пелагея перебралась к сыну. Отсюда, из Кузбасса, мать и начала упрямый поиск пропавшей на войне дочки Зины.

Любовь и разлука

– Много лет Пелагея писала запросы. Ей отвечали: «Информации нет»… Но Пелагея продолжала искать, переезжая от сына к одной дочке, к другой и, погостив, осела в Ленинграде. Ее материнское сердце подсказывало: Зина жива, – рассказывает Ирина Шакирова, внучка из новокузнецкой «ветки». – Силу Пелагее давали молитвы, а переписке с архивами – ее грамотность: она ведь до революции Смольный институт окончила. Искала Пелагея через Красный Крест. О, сколько же она боролась, ждала!..

И дождалась: в архивах Польши среди освобожденных узников мелькнула, наконец, фамилия «Гусакова». Потом Красный Крест, взяв след Зины, «перелистал» население Польши, Франции, Бразилии. И, прислав (в 1960-х) возможный бразильский адрес, предупредил о неразглашении информации, о допустимой только сжатой переписке и только матери с дочкой.

– Пелагея написала по бразильскому адресу: «Ищу дочку Зину». И как же была ошеломлена, счастлива, получив ответ: «Здравствуй, мама», – улыбается Ирина.

Шли годы. Мать мечтала обнять Зину, услышать ее рассказ. Но на откровения были запреты… И все-таки мать «читала» меж строк…

– Зину в концлагере, оказывается, спасло от смерти то, что мать научила ее шить, – поясняет Ирина. – В концлагере набирали швей – в цех, где шили и чинили немецким солдатам форму. Зина и попала туда.

Там познакомилась с поляком Петером, Петром, по-нашему.

Зина не знала по-польски, Петр – по-русски. За них сначала «говорила» швейная игла, которая спешила помочь друг другу выполнить неподъемную лагерную норму. А потом они… влюбились!

Им повезло: немцы при отступлении не успели узников расстрелять. И, услышав слово «свобода!», Зина и Петр решили не расставаться, ехать вместе в СССР. Но, ожидая документов, узнали: не суждено. Поляку в чужую страну нельзя. А Зину после концлагеря наверняка ждет спецпоселение…

– Тогда они поехали к отцу Петра, решив остаться в Польше, зарегистрировать брак. Но им не дали и в Польше жить, и там всё пошло к тому, что их все равно разделят, – рассказывает Ирина. – Тогда отец Петра их спас, сказав: «Любите друг друга? Бегите за океан…» И Зина с Петром решились. Они уплыли в Бразилию на гроши, без знакомых, без работы, без языка… И много горя пережили, пока Петр не нашел работу на шахте. Хозяин шахты дал клочок земли, чтобы они смогли построить домик… Так Бразилия их приняла, как и многих тогда беглецов из Европы…

Шли годы, родились трое детей… Но не отпускала, всё больше росла тоска по родным. И когда она стала мучительной, Зина с Петром решили вернуться.

– Но их напугали, сказав: «Вы можете уехать, однако детей придется оставить, они – граждане Бразилии», – объясняет Ирина. – Зина и Петр и остались в Бразилии… Петр умер в 1985-м, Зина – в 2000-м.

Мама Пелагея в России пережила ее совсем чуть… У Зины был рак желудка (сказался лагерный голод). Перед смертью она попросила в письме: «Мам, вышли русской земли, хочу, чтоб могилу мою посыпали русской землей». Так и сделали…

…Дети, внуки и правнуки Зины и Петра почти все с льняными волосами и голубыми глазами. Но они – бразильцы «от и до». И, казалось, не знают корней, как не знают ни слова ни по-русски, ни по-польски. Но прошли годы, и, вдруг почувствовав зов, они потянулись к России… Разыскали могилу Пелагеи. Нашли адрес семьи Михаила, тоже уже умершего, но оставшегося в легендах семьи Зины старшим братом, нянчившим ее в детстве и похожим на нее как две капли воды…

Им предстоит при скорой встрече столько услышать и самим рассказать! Зина, впрочем, давным-давно оставила «ключ» к ее с Петром нерассказанной истории жизни. Она, узница, рабыня Третьего рейха, прошла тяжелейшие испытания, но обрела волю и счастье с любимым. И старшую дочку назвала Изаурой… Это имя в Бразилии популярно не с конца прошлого века – с выхода мега-известного сериала на ТВ, а еще с позапрошлого – с публикации книги про рабыню Изауру. И стало символом вечной любви и свободы.

Вы можете оставить комментарий к этому материалуhttps://mediakuzbass.ru/newspapers/68397.html